- Ой, простите, - спохватилась она. - Татьяна Сергеевна Залумина. Учитель я в местном колхозе. Вот, везу Оксану в Москву, к академику Абалкину.
- К самому Абалкину? - на всякий случай выразил я восхищение. - Это просто прекрасно!
- Да, - кивнула она. - Я ведь ни разу в Москве не была! А вы?
- А у меня там стоплер фланочный, - не удержавшись, похвастался я. Правда, на глицном базироне.
- Ты чего несешь! - взорвался в ухе Антон. - Какой базирон?! Какой стоплер?! Двадцатый век вокруг!
- Простите, не расслышала? - замотала головой Татьяна Сергеевна.
- Я хочу сказать, - поправился я, - что учился там, в Политехническом институте.
- Перестань купидонить девицу, - заворчал Антон. - Вспомни лучше план действий: когда начнется заварушка, я отключаю реверсивное поле и Оксану утягивает сюда. Если все в порядке, ты включаешь свой ретоноблайзер и тоже "уходишь". Если что-то не срабатывает, то девчонку ты обнимаешь, и я пытаюсь вытянуть обоих. Ты меня слышишь?
На самом деле он мне явно завидовал. Таня оказалась не только очень милой и симпатичной, но и весьма контактной особой с налетом искренней детской наивности. Узнав, что я жил в Москве, она едва не захлопала в ладоши и стала расспрашивать про Мавзолей.
Для тех, кто не знает: Мавзолей - это место, где хранится муляж одного из пророков, основателя марксизма, которого, правда, почему-то зовут не Маркс, а Ленин. Если вы полагаете, что "Ленин" - второе имя, то совершенно правы, вот только первое имя пророка тоже неподходящее: Владимир Ильич Ульянов, причем наука доказала это совершенно точно.
От разговора про религию я осторожно, стараясь не задеть ее убеждений, ушел, вспомнив про Чехова и Булгакова, двух гениальных писателей, совершенно точно живших в двадцатом веке. Про Чехова собеседница знала, а вот про Булгакова почему-то нет. Зато она стала говорить про каких-то Горького и Толстого, но так запутанно, что у меня возникло ощущение, будто Толстой не один, а сразу несколько. А когда Таня стала называть Маяковского не художником, а поэтом, я совершенно растерялся и начал отвечать невпопад. После того, как я похвалил Островского как талантливого физика, у нее округлились глаза и она удивленно спросила, какие отметки были у меня в начальной школе.
К счастью, я еще помнил несколько островских формул из гравитационной кинематики, быстренько набросал их в дорожной пыли и сказал, что мой средний бал - восемь, семьсот сорок три. Она сильно смутилась, даже покраснела, и прошептала, что мы, наверное, говорим о разных вещах. А потом спросила, где я живу.
- Молчи, - зашипел Антон. - Не забывай, что ты начальник цеха в двадцатом веке. Скажи, у тебя маленькая трехкомнатная секция в общежитии, рядом с домом культуры.
Подслушивал, значит, митохондрия женатая! Точно завидует.
Так, за разговором, дорога и тянулась. Петляла между чистыми сверкающими озерами, забиралась на холмы, огибала непроходимые буреломы, тянулась по редким, прозрачным сосновым лесам, зарывалась в густые кустарники, когда ветви полностью перекрывали путь и их приходилось раздвигать руками. Дважды дорога пересекала вброд неширокие речушки. Женщины каждый раз запрыгивали на телегу, а я в первый раз запрыгнул, а во второй поленился и пошел так. К моему изумлению, роба намокла, как носовой платок и потом долго стекала. Я ругался и пытался обжать жесткую ткань на ногах, а Антон в ухе тихо и гнусно хихикал. К счастью, дорога скоро снова стала песчаной и медленно приближалась к пологому холму через открытое для теплых солнечных лучей сосновое редколесье.
- Скажите, Семен Сергеевич, - спрыгнула с телеги учительница, - а к вам в город на гастроли кто-нибудь приезжает?
- Да, - кивнул я и выбрал самый безопасный из возможных спектаклей: "Гамлета" вот недавно привозили.
- Я не была в театре уже несколько лет, - вздохнула Таня. - Как я вам завидую!
- Ничего страшного, - улыбнулся я ей как можно обворожительнее, - в следующий раз я вас обязательно приглашу.
К моему удивлению, Антон не отпустил никакого комментария моему обещанию. Я даже забеспокоился за исправность датчика связи.
- Тпру, савраска, - потянул на себя вожжи дед. - Постой чуток, дай старику размять косточки.
Лошадь недовольно фыркнула, а дедок довольно бодро спрыгнул на землю, ласково погладил свою бородку и пошел к небольшому кустику метрах в ста в стороне.
- Чего это он? - удивился я.
- Да нужно, наверное, - смущенно покраснела Таня.
- Ты меня слышишь, Аркаша? - вкрадчиво шепнул Антон.
- Угу, - не привлекая к себе внимания буркнул я.
- Сейчас начнется.
- Что? - в первый миг не понял я и закрутил головой.
- Есть! - восторженно заорала Оксана, одной рукой размахивая в воздухе расстегнутым браслетом, а другой отпихивая морду шевелящей губами лошади. - Получилось!
И тут меня так шарахнуло по ушам, что аж ноги подкосились. Телега испуганно прыгнула вперед, Таня шарахнулась назад, в носу и глазах резко защипало; и тут снова грохнуло, да еще ослепительно вспыхнуло, на голову посыпался песок, ветки и всякая труха - все вместе взятое едко отдалось в животе, скрутило желудок и, пока не произошло чего-нибудь еще, я торопливо активизировал ретоноблайзер.
* * *
- Закапайте ему глаза, - суровым тоном руководителя приказал Антон. Чьи-то сильные руки откинули назад мою голову и в уголках глаз ощутилась прохлада. Щипать стало меньше.
- Тебя бы туда, - не удержался я и с сарказмом припомнил: - "Смотри не перепутай: когда начнут взрываться светошумовые гранаты, значит на вас напали". Перепутаешь тут, как же.
- Кто ж знал, что они срабатывают громче, чем могут передать динамики? - попытался оправдаться Антон.